Позади половина 66-го Каннского фестиваля, но в основном конкурсе самого помпезного смотра в мире интересных картин пока не было.

Конкурс стартовал фильмом «Эли» Амата Эскаланте – протеже Карлоса Рейгадаса, – который похож сразу на все фестивальные ленты последних лет, выделяются разве что изощренно садистские сцены. За полтора часа в кадре убьют двух собак, отрежут три головы, сожгут мужские гениталии, казнят через повешение, попытают на глазах у детей, а за кадром – изнасилуют девочку. Группа «Кровосток» могла бы на таком материале сочинить отменную пятиминутную композицию, а у мексиканского режиссера вышло одно из самых омерзительных зрелищ последнего времени, рассчитанное исключительно на латентных поклонников снафф-муви.


Полная противоположность ему другая несмотрибельная картина конкурса – «Каков отец, таков сын» Хирокадзу Корээда про хороших людей, которым в роддоме перепутали детей. Два часа эти умильные добряки страдают, не зная, как наладить жизнь; вот здесь ситуацию могли бы исправить герои Эскаланте, но их забыли пустить в кадр. Это чадолюбивое кино могло бы украсить конкурс православного фестиваля «Лучезарный ангел» под патронажем Светланы Медведевой, но почему-то оказалось на Круазетт. А на кабельном телевидении уместнее бы смотрелась «Молодая и красивая» Франсуа Озона о семнадцатилетней девушке, предпочитающей проституцию изучению поэзии Артюра Рембо.

Один из самых заметных и противоречивых современных французских режиссеров Арно Деплешен через пять лет после «Рождественской сказки» вернулся с «Джимми П.» – экранизацией труда антрополога Жоржа Деврю, который в 1948 году провел серию психоаналитических сеансов с ветераном войны (Бенисио дель Торо), страдающим от мучительных головных болей; ситуацию осложняет его индейская кровь. Режиссер пытался сменить стилистику и языковую среду, но в итоге снял совершенно типичный для себя фильм, только хуже. Матье Амальрик играет ироничного интеллектуала, все страдают от семейных травм, женщины внушают мужчинам ужас и угнетают их. Про «Джимми П.» будет интересно отдельно поразмышлять вне фестивальной суеты, но очевидно одно: Деплешен довольствуется своим положением буржуазного режиссера для интеллигентной публики и никаких рисков на себя брать не намерен. В «Касании греха» знаменитый китайский автор Цзя Чжанке тоже попытался радикально поменять собственную стилистику, но вышло слишком простодушное высказывание о социальной несправедливости, в качестве метода отстранения использующее формалистскую стилизацию под китайский жанр боевых искусств уся. Лучший фильм конкурса, худший фильм Цзя.

В параллельных программах пока все интереснее. В заметно скисшем после ухода программного директора Оливье Пера «Двухнедельнике режиссеров» показали «Танец реальности» не снимавшего 23 года Алехандро Ходоровского. Это экранизация одноименной автобиографии, в которой режиссер возвращается в город своего детства Токопилью. По улицам фланируют люди в масках и размахивающие обрубками калеки, в цирковом шатре репетируют номер человек-пчела и клоун-морковка. Папа-сталинист мечтает воспитать из юного Ходоровского настоящего мужчину, запрещая использовать анестезию при сверлении зубов, а поющая оперным голосом мать видит в сыне реинкарнацию своего умершего отца. Сам мальчик из жалости чешет спину безрукому попрошайке и броском одного камня убивает всю рыбу в море, чтобы задаться философским вопросом: «Что лучше – разделить печаль сардин или радость чаек?». Иногда появляется сам 84-летний режиссер, чтобы в тяжелые минуты обнять мальчика и приободрить его, это самые нежные сцены.

Половину съемочной группы составляют люди с фамилией Ходоровский, но и без того понятно, что «Танец реальности» – очень личное высказывание или, как выразился на обсуждении после показа сам автор, «бомба для всей семьи». В первую очередь разговор с родным отцом, попытка, обретя в собственном художественном произведении власть над временем, примириться с этим человеком. В определенный момент именно отец – его играет старший сын Ходоровского – становится главным героем, проходя последовательные испытания болезнью, политикой, разочарованием. Он хотел убить диктатора Карлоса Ибаньеса, а стал его личным конюхом. Мечтал вернуться к семье, но отдал деньги на похороны незнакомого человека. Пытался вскинуть руку в нацистском приветствии, но скрюченные параличом пальцы не сложились в салют и привели его в пыточные застенки. И правда фильм-танец со своим ритмом.

Ходоровский впервые работает с цифрой и с удовольствием играет со специальными эффектами: в небе кружатся сотни компьютерных чаек, в руке у героя вдруг возникает перышко, золотые кудри обращаются в золотой же прах. И много на удивление мягкого юмора: например, в плане покушение на диктатора продумана победа в конкурсе на самый уродливую собачью одежду (в ход идет костюм пса-кенгура). «Танец реальности» – замечательное кино, но сложно не вспомнить прощальную картину другого чилийского режиссера Рауля Руиса «Ночь напротив», которую ровно год назад показывали в этой же секции в этом же кинозале. Руис тоже возвращался в дни своего детства: его родная Антофагаста находится всего лишь в 189 километрах по побережью от Токопильи, а некоторые кадры вовсе совпадают просто из-за схожего архитектурного устройства улиц и набережных. Мне гораздо ближе стиль Руиса, чем избыточный и карнавальный метод Ходоровского. Но это дело вкуса: после заключительных титров на сцену поднялась чилийская зрительница и, не сдерживая слез, обнимала и благодарила режиссера.

В пандан показали документальную «Дюну Ходоровского» дебютанта Фрэнка Павича о масштабном замысле режиссера экранизировать в начале семидесятых фантастическую книгу Фрэнка Герберта «Дюна». Это должно было стать самым великим sci-fi фильмом в истории кинематографа, но тщательно проработанную раскадровку так и не удалось перенести на пленку. Ходоровский называл свой подход «изнасилованием романа» и видел себя в роли пророка, который сможет вызвать у зрителя тот же эффект, что и от приема ЛСД. Ключевых персонажей должны были играть Орсон Уэллс, Сальвадор Дали и Мик Джаггер, в главной роли – сын Ходоровского, который, готовясь к съемкам, в течение двух лет каждый день, без выходных, изучал десяток боевых искусств. А длиться кино должно было под двадцать часов. Когда с этим проектом его продюсер пошел по крупнейшим голливудским студиям, включая «Дисней», разумеется, ничего не вышло. История очень познавательная, сам режиссер в кадре показывает грандиозный комический талант, но все же неясно, что эта лента делает в Канне: это простая телевизионная документалистика, а большая часть изложенных фактов давно известна. В частности, Ходоровский радостно кричит в камеру «Это провал!», комментируя версию Дэвида Линча, а дальше пересказывает историю её первого просмотра слово в слово, как в интервью Дмитрию Волчеку еще в 1998 году. Единственная любопытная мысль: участники не сложившегося производства уверены, что их нереализованный замысел, с которым они обошли буквально всех связанных с кинематографом людей, сам по себе породил споры, из которых впоследствии появились «Чужой», «Звездные войны» и «Бегущий по лезвию бритвы»; появление лазерных мечей у Джорджа Лукаса иллюстрируется рисунками из раскадровки «Дюны». И, наконец, и от этого фильма есть польза: именно он снова свел Ходоровского и продюсера «Дюны» много лет спустя, что позволило им вместе сделать «Танец реальности».

Два самых красивых фильма фестиваля сняты во Франции: «Встречи после полуночи» Янна Гонзалеза и «Незнакомец у озера» Алена Гироди. Гонзалез – брат лидера электронного проекта M83. Его фильм синефилы очень ждали в Канне, поскольку еще месяц назад журнал Cahiers du Cinéma выпустил специальный номер, посвященный молодым французским режиссерам, где именно Гонзалезу было уделено особое внимание. Критик Жан-Себастьен Шовен сказал, что с этим фильмом в галльское кино вернулась красота и поэзия. «Встречи после полуночи» – так назывался утраченный роман Мирей Аве – французской писательницы, подруги Жана Кокто, открытой лесбиянки, дневники которой о богемной жизни двадцатых годов были обнаружены и опубликованы совсем недавно в пяти томах. Режиссер комментирует выбор заголовка так: «Самые красивые книги, как и самые красивые фильмы», – те, что невидимы».

Странная троица: пара влюбленных – печально-трагический Маттиас и таинственная Али – и трансвестит-служанка Юдо при них. Они организовывают секс-вечеринку, куда поздней ночью приходят Жеребец (экс-футболист Эрик Кантона), Шлюха, Звезда (прекрасная Фабьен Баб из картин студии «Диагональ») и Подросток (первая роль сына Алена Делона). Каждый приносит свою историю. Сумрачный Жеребец был рожден поэтом, но стал заложником своего великолепного члена. Звезда любила сына, а он сбежал; она сняла об их запретной любви фильм и теперь в темноте ночи ласкает незнакомцев, представляя на их месте своего ребенка. Загадочнее всего хозяева свинг-салона – они родом прямиком из страны мертвых. Когда-то Маттиас не вернулся с войны, безутешная Али встретила мужчину, переодетого цыганкой, который пообещал обратиться к Люциферу за помощью ангела спермы. Но при одном условии: он тоже захотел стать частью их союза и разделить с ними любовь. Теперь десятилетиями и веками Али и Юдо обязаны беречь страсть и нежность в Маттиасе, чтобы его не забрали обратно.

Гонзалез принципиально снимал на 35 мм, потому что для него был важна рукотворность. Его раздражает легкость цифровых эффектов, а для работы с пленкой ему нужно было тщательнее продумывать мизансцену, тем более что почти все действие происходит в одном пространстве, а воспоминания тоже сняты в студии на фоне рисованных задников. «Встречи после полуночи» – парадоксальное сочетание «Орфея» и «Клуба «Завтрак»». Здесь есть отсылки к Алену Робу-Грийе, Жан-Клоду Гиге и Жан-Клоду Бриссо, но в случае с картиной Гонзалеза хочется забыть обо всех этих синефильских референциях, а просто погрузиться в редкой красоты образы. Видеопроекция луны на стену, поэзия Леконта де Лиля, зловещие посланцы подземного царства с зеркалом вместо лица, трупные черви на лице возлюбленного.

«Незнакомец с озера» Алена Гироди зарифмовывает тему сексуального братства. Все действие фильма происходит летом у живописного озера, которое стало местом гей-знакомств. Обнаженные мужчины разного возраста и телосложения нежатся на пляже, окунаются в освежающую воду и отправляются заниматься любовью в лес. Конечно, это воплощенный образ утопии, где есть только удовольствие, желание и нега. Трепещет листва, на водной ряби нежно бликует солнце, набухают, возносятся и изливаются половые члены, которые сами – часть этой гармонии. Только блаженство: на сценах секса (он здесь настоящий, снят крупными планами) однозначно вспоминается ласковый handjob на пикнике из «Благословенно ваш» Апичатпонга Веерасетакула; в определенной степени весь «Незнакомец у озера» – этот эпизод, расширенный до целого фильма. Есть здесь что-то и от недавних порнографических лент Поля Веккиали, который очень ценит Гироди. Ещё одно сравнение, без которого не обходится ни одна восторженная рецензия во французской прессе: «Песнь любви» Жана Жене.

Это действительно утопическая модель мира: в стихийно сложившемся социуме каждый свободно выбирает понравившуюся ему роль. Можно быть кем угодно: кто-то подглядывает, кто-то сидит в одежде и просто смотрит на воду, а есть даже уникум, который в этих лесах тщетно рыщет в поисках женщины. Мягкий, успокаивающий ритм нарушается появлением убийцы, который вдруг топит человека в озере. Мы знаем доподлинно, что это убийство; завсегдатаи пляжа уверены, что это несчастный случай и продолжают идиллическую жизнь, а главный герой заводит страстное знакомство с подозрительным усачом.
Главный сюжет «Незнакомца у озера» – проникновение в счастливые мир какого-то иррационального, не поддающегося объяснению страшного зла, которое лишено мотиваций, но способно лишь уничтожать все живое. Подобное случилось в начале восьмидесятых: Париж был оазисом радости, которую растоптало появление СПИДа. Самый красивый план – последний: смеркается, лес залит еще теплой кровью, приближается темнота и заключительные титры. Скоро по этим тропинкам бывшие любовники понесут гробы.

Радио Свобода