Впервые я приехал в Рим в советском 1990 году – на конгресс Радикальной партии, основанной философом Марком Панеллой. Это было самое странное политическое мероприятие, в котором мне довелось участвовать. Радикальная партия поднимала радикальные вопросы – социальной защиты проституции, легализации наркотиков и прав ЛГБТ, тогда еще не таких железобетонных и вообще не добравшихся до этой аббревиатуры. Не существовало и слова «трансгендеры», но трансвеститы и транссексуалы не только присутствовали на конгрессе, но даже образовали свою фракцию в Радикальной партии, дружно сидели на одном ряду, а после заседаний выстраивались перед зданием, где проходил конгресс, и предлагали сексуальные услуги полицейским. Карабинеры, охранявшие съезд, разбирали делегатов на ночь. Лицом Радикальной партии была порнозвезда Чиччолина, тогда еще не вышедшая замуж за Джеффа Кунса. Ее сопровождали толпы поклонников, в том числе неизвестно откуда взявшийся арабский шейх, который занудно требовал, чтобы Чиччолина оставила автограф на стодолларовой купюре. В общем, мои горизонты, в ту пору слегка прижатые советскими скрепками, сильно раздвинулись.

Сейчас на Римском кинофестивале я не раз вспоминал тот давний Радикальный конгресс; даже, кажется, видел в очереди на мировую премьеру «Сталинграда» слегка постаревшую Чиччолину. За эти годы постарела и сама Италия: стало гораздо меньше «светлячков», об исчезновении которых в 1975 году писал Пазолини. Он говорил, что народная культура замещается фальшивыми ценностями консюмеризма, за которым скрывается новый фашизм. Венсан Дьетр в фильме «Раненый Роланд» путешествует по Сицилии с книгой Жоржа Диди-Юбермана «Выживание светлячков»: ответ французского философа убитому 30 лет назад Пазолини. Дьетр расспрашивает встречных о несчастьях итальянской культуры и сразу называет имя главного злодея – Сильвио Берлускони. Его медиаимперия совершила то, чего не удалось сделать фашистам при Муссолини: поменять систему ценностей, посадив на трон потребительскую пошлость. Собеседники Дьетра размышляют о берлусконизации итальянской души, о том, что изгнать дьявола уже не удастся.

Хотя Берлускони – северянин, Сицилия его поддерживает: точнее, поддерживает мафия, по-прежнему обладающая огромной властью. История сицилийского художника: он организовал бесплатную детскую студию, но к нему пришли мафиозные люди и потребовали все свернуть: «нам тут слишком умные дети не нужны». Сюжет прямо из книги Стругацких «Трудно быть богом» о мерзкой планете, где истребляют книгочеев.

Римский фестиваль 2013 года останется в истории российского кино благодаря премьере фильма Алексея Германа по книге Стругацких – фильма, который создавался 45 лет, поскольку первая версия сценария была написана в 1968 году: тогда советские цензоры испугались, что «черный орден», хозяйничающий в Арканаре, напомнит зрителям о подавлении пражской весны. Съемки начались уже в новом веке, когда шестидесятнического оптимизма не осталось: у Стругацких Румата прилетает на хищную средневековую планету из земного коммунизма, сейчас он является из неопределенного облака гуманности, но мало-помалу начинает выть с безжалостными волками.

Несколько лет чуть ли не вся студия «Ленфильм» работала на эту картину: так инки и фараоны строят пирамиды, не имеющие утилитарного смысла. Существует еще один загадочный шедевр, создающийся много лет с непостижимым размахом и головокружительными массовками – фильм «Дау»: любопытно, что режиссер, Илья Хржановский, на римской премьере картины Германа присутствовал. Но «Дау» снимают в глубокой тайне, и ее хранители подписывают кровью пакт о неразглашении, а о «Трудно быть богом» за эти 14 лет было сказано так много, что легенда могла оказаться больше самого фильма. Этого не произошло, но случилось другое – фильм оказался больше сегодняшней России. Алексей Герман говорил, что все его зрители уехали еще в 90-х, так что в подтексте римской премьеры было и это послание беженцам. За годы, когда снимался фильм, Россия до одури надышалась веселящего газа, изобретенного в лабораториях Берлускони. Дикарская культура уголовных комиксов, посланцем которой был грустивший на римской премьере министр Мединский, не оставляет ни малейшего места для такого кино. «Трудно быть богом» – это пирамида в непролазных джунглях, огромный фильм для музейного проката.


Жорж Диди-Юберман и Венсан Дьетр обнаружили в Италии светлячков, об исчезновении которых говорил Пазолини. Фильм «Раненый Роланд» начинается с первого сицилийского гей-парада, это знак избавления от диктата мафии, насаждающей «традиционные ценности» с хоругвеносным рвением.

Но что позволено в Палермо, невозможно в Москве. Светлана Кармалита говорила после премьеры, что ее муж Алексей Герман снимал фильм не о России, а об опасности фашизма вообще. Но все-таки именно в России наступление невежества уже приняло вполне арканарские формы. Поэт Сергей Завьялов в 1986 году замечательно определил впечатление от фильма «Мой друг Иван Лапшин»: это кино об уродстве советской жизни, о том, что в ней вообще не осталось никакой красоты. В «Трудно быть богом» любые признаки «красоты» истреблены безжалостно, и забавно читать испуганные отклики первых чувствительных зрителей: “мерзость, требуха, парша, все скользко от месива – на улице от дерьма и грязи, внутри помещений – от крови, грязи и того же дерьма. Кого-то долго и подробно топят в нужнике…»



В самом деле, главный герой фильма – Грязь. Дождь и слякоть были и в «Лапшине», и в «Проверке на дорогах», но теперь раскисшая глина заполняет всё. Белое полотенце немедленно пачкается, по умытому лицу течет кровь, чистую одежду пятнают помои. В грязи копошатся крупные и мелкие чудовища: и монахи из «черного ордена», и их враги, которые, получив власть, примутся делать то же самое, и серые, открывающие путь черным. Был ли замысел Германа точно таким: задавать простые вопросы о фашизме на таком непонятном маленькому зрителю авангардном языке? Или тут есть и случайность, усталость, наслоение замыслов, менявшихся за годы съемок? Не знаю, да это и не важно.

Директор Римского фестиваля Марко Мюллер замечательно выбрал русские фильмы: многомиллионный пшик «Сталинграда», большое авторское кино, сделанное на большой старой студии, и, наконец, нечто хулиганское, безбюджетное и внепрокатное – «Бирмингемский орнамент II» Юрия Лейдермана и Андрея Сильвестрова. В первом фильме этого цикла, состоящего из историй, нарезанных на мелкие эпизоды и перемешанных в произвольном порядке, эмигрантки в сарафанах шинковали русскую капусту в Лувре, а кони на пастбище под Красноярском носили вместо наездников огромные иконы. Во второй части возникают новые персонажи: человек-пчела (он же арестант) бродит с кальяном по Криту в 2184 году, Мандельштам, Городецкий и Клюев обсуждают русские вопросы в Москве 1933 года, а юный Яр-Кравченко безмолвно рисует, финны в костюмах голосят в лесу и на побережье, прекрасный самурай выкрикивает непостижимый текст о революции и Экибастузе, а Михаил Ефремов блистательно произносит монолог одесского художника, живущего в Берлине, и попутно пишет картину: полуголый Путин поймал огромную рыбу, показывающую ему фигу.

Birmingham Ornament II from CF on Vimeo.

Берлинский художник – это сам Юрий Лейдерман, так что Михаил Ефремов произносит его слова и рисует его картину. Режиссер говорит, что главная тема второй части «Орнамента» – «художник и власть», хотя с тем же успехом можно сказать, что это фильм о пчелах и кальянах. В конце фильма под песню грузинского хора об осквернении могилы тирана должны были проплывать портреты Чаушеску, Саддама Хуссейна, Каддафи и Путина, однако Андрей Сильвестров эту затею не одобрил. Финские артисты, игравшие самих себя в «Бирмингемском орнаменте», говорят, что они работают в огромной серой зоне между современным искусством и дуракавалянием. Фильм тоже превосходно чувствует себя в этой зоне. Юрий Лейдерман принадлежал к кругу московских художников-концептуалистов, и одна из линий орнамента посвящена им: художники сидят на сцене и ведут о самих себе нескончаемый разговор, который сопровождается закадровым смехом и аплодисментами: не превратился ли русский концептуализм в юмористическое шоу?

Тексты Лейдермана вполне одобрили бы Хуго Балль и прочие великие дадаисты. Наверняка понравился бы им и новый фильм Цуй Харка «Юный сыщик Ди». Банда островитян пытается похитить прекрасную куртизанку и одновременно добавить ужасных сколопендр в чай «Птичий язычок», который пьет весь императорский двор. Единственная панацея от заразы – моча евнухов. Зараженный хозяин чайного домика, влюбленный в куртизанку, превращается в зеленого монстра, похожего на чудовище из фильма Кокто. В отместку он выпускает из узилища дракона, которого вскармливали островитяне. Начинается морское сражение… И вся эта сюрреалистическая роскошь – в 3D. Почетные призы Римского фестиваля достались двум великим режиссерам: Цуй Харку и – посмертно – Алексею Герману.

Жюри конкурса экспериментального кино возглавлял Ларри Кларк. «В нашем фильме вообще нет эротики, так что Кларк его не оценит», – сокрушались Юрий Лейдерман и Андрей Сильвестров. Тем не менее, «Бирмингемский орнамент» получил награду, а главная премия «Синемакси» досталась Алене Полуниной. Полунина любит политических маргиналов – она сняла интересный фильм «Революция, которой не было» о славных днях НБП, а получивший приз «Непал форева» посвящен известным питерским коммунистам-скоморохам. Еще одну награду забрал Ян Солдат, автор дичайшей документальной ленты о шестидесятилетнем немецком мазохисте, который отправляется на курсы сексуальных рабов.

В последний день фестиваля Ларри Кларк объявил, что посмотрел много отличных фильмов, много хороших и много плохих, и всё ему наскучило. Поэтому он на скорую руку организовал премьеру своей приватной короткометражки «Джонатан», пообещав, что скучно не будет. Скучно действительно не было, но это всё, что, не выскакивая за рамки приличия, можно рассказать об этом фильме.

Радио Свобода